Во имя рейтинга - Страница 67

— Чего ваш царевич вообще согласился выйти против нашего рогоносца? — поинтересовался я, когда мы отшагали уже половину расстояния до указанной рощи. — Жить с самой прекрасной женщиной в мире ему уже надоело?

Эней снова хмыкнул. Это у него здорово получалось.

— Похоже, что в последнее время любовь самой прекрасной женщины в мире к нашему Парису несколько ослабела, — сказал он. — Наверное, таким образом он пытается снова разжечь потухший костер.

— Как бы его на том костре не сожгли, — сказал я. — Она хоть будет приходить на его могилку, как думаешь?

— Первые три дня, — сказал Эней. — Парис принадлежит не к тому типу парней, по которым женщины долго убиваются.

Рожа у Энея была самодовольная. Наверное, себя он причислял как раз к «тому типу».

Кое-кем желавшим со мной пообщаться оказались, как ни странно, троянский лавагет и далекий предок Одиссея.

— Радуйся, — сказал Эней Гермесу. Не как богу сказал, а как обычному человеку. — Гектор, между прочим, твоего брата вот-вот прикончат.

— Зевс с ним, — сказал Гектор. То ли высказался в том духе, что владыка олимпийцев на стороне его брата, то ли просто выругался. — Парис уже взрослый и волен сломать себе шею по собственному выбору. Я отговаривал его от этой драки, но он меня не слушал. Теперь это его дело.

— А почему ты не остался наблюдать бой, Анхисид? — поинтересовался Гермес. — Достаточно было просто указать Алексу направление…

— Не люблю смотреть, как другие дерутся, — сказал Эней. — Все время хочется отобрать у них мечи и надавать обоим пинков.

— Зачем звали? — спросил я.

— Посоветоваться, — сказал Гермес. — Как с наблюдателем.

— Очень мило, — сказал я. — О чем будем советоваться?

— О богоравном Пелиде, о чем же еще, — сказал Гермес, причем слово «богоравный» в его устах прозвучало не как обычный комплимент, а на полном серьезе. — О том, как от него избавиться.

— И чем он лично тебе помешал? — спросил я.

— Я — бог, — сказал Гермес. — Такова моя воля.

— Этого достаточно для Гектора, Энея, Одиссея или Диомеда, — сказал я. — Но я — Алекс, сын Виктора, и на твою волю мне начхать.

— Я тоже попросил бы объяснений, — сказал Эней.

— Не груби, — сказал Гермес. — Вижу, чужестранцы на вас плохо влияют. Я и так собирался объяснить. В Дюжине я слыву слабым именно потому, что слишком часто объясняюсь со смертными, вместо того чтобы просто требовать выполнения своей воли, однако я считаю, что смертный, если он знает, что и почему должен сделать, будет действовать гораздо эффективнее, чем если бы просто слепо и бездумно выполнял приказ. Я не велю вам убивать Ахилла. Я прошу вас об этом;

— Почему? — спросил Гектор.

Конечно, он не водил с Ахиллом дружбы и готов был сразить его на поле боя, однако ему тоже было интересно, какой зуб завелся у Гермеса на богоравного сына Пелея.

— Он опасен, — сказал Гермес.

— Для вас?

— Для нас, — согласился Гермес. — И смертельно опасен для вас. Ахилл — ходячая катастрофа.

— Это долгая история? — осведомился Эней.

От кургана амазонки донеслись приветственные выкрики: «Парис и Троя!» Младший Приамид прибыл на место схватки.

— Не очень, — сказал Гермес. — Но давайте присядем на траву.

Мы присели.

— Вы все слышали о тайне Прометея?

— Я слышал, — сказал Эней.

Гектор просто кивнул.

— Я не в курсе, — сказал я. — Он вроде бы украл у вас огонь? Эта версия меня не слишком устраивала.

— Как и всякая официальная версия, — сказал Гермес. — На самом деле тайна, которую должен был выведать орел, ежедневно терзая его печень, была другой. Прометей знал, что сын Фетиды Глубинной, будущей матери Ахилла, будет более могучим, нежели его отец.

— И что? — спросил я, — Любой отец должен быть рад, что у него такой сын.

— В те времена считалось, что Фетида должна родить от Зевса.

— О, — сказал я.

— О, — согласился Гермес. — Зевс сразил Крона и отправил деда в Тартар, заняв его место на Олимпе и в умах ахейцев. Такова семейная традиция. Когда тайна Прометея стала известна, папаше почему-то сразу расхотелось обзаводиться потомством от Фетиды, и он отдал ее в жены одному из смертных — великому герою Пелею. Типа за заслуги перед отечеством.

— И?

— Пелей, как вы понимаете, не был чистокровным смертным. В его жилах, равно как и в жилах моего правнука Одиссея, или в ваших, кроме тебя, Алекс, или в жилах большинства вождей, собравшихся под стенами Трои, наравне с алой кровью смертных струился серебристый ихор — нетленная кровь богов. Пелей был полубогом, Фетида — богиней, следовательно, их сын унаследовал три четверти божественной крови.

— Я не вижу в этом проблемы, — сказал Эней. — Я сам, между прочим, наполовину бог. По маме.

— Мамы у вас разные, вот в чем проблема, — сказал Гермес. — Твоя не устраивала тебе купания в Стиксе, обливания амброзией и обжигания в огне. Мамаша пыталась вытравить из Ахилла смертного. Ты, Анхисид, был рожден человеком, человеком и стал. Ахилл же должен был быть рожден богом, но родился таким, как ты. В этом его проблема, в этом его противоречие, которое он не может постичь и уж тем более обуздать. Его естество стремится на Олимп. Любой ценой. Мне сложно это объяснить… Его природа — природа бога, волею судеб оказавшегося в человеческом теле. У него разум… нет, не разум, подсознание бога. Оно ищет выход, а возможных вариантов всего два — либо оно обретет то, что ищет, либо разрушит бренную оболочку.